К вопросу о цене возможных ошибок регулирования капитала банков

В посткризисный период появилась масса исследований по анализу возможных причин прошедшего финансового кризиса, который имел «прописку» в США. Среди этих исследователей особенно выделяется группа экономистов, которые в общей многоголосице по поводу порочности дерегулирования финансовых рынков и жадности банкиров, приведшие к столь плачевным результатам, основными причинами все-таки видят пороки финансового регулирования, в частности, установленные требования к капиталу банков, как международные (Базельский комитет), так и национальные. 
Цель данной статьи – показать, как ужесточение требований по капиталу для коммерческих банков, принимаемых на международном и национальном уровнях, могут не столько управлять рисками, но и спровоцировать эти самые риски. Используя метод сравнительного анализа принятых соглашений (начиная с Базеля I и заканчивая Базелем III), а также анализ свода правил по оценке банковского капитала в США, делается вывод о том, что непреднамеренные ошибки в практике регулирования могут иметь большую «цену» в виде системных финансовых кризисов. 

Базельские соглашения по капиталу, подходы к оценке рисков, эффект процикличности, рыночная дисциплина, моральный риск, провалы рынка, асимметричная информация на финансовых рынках. 

The end of the financial crisis was followed by a number of studies analyzing its possible reasons. Among all those American scholars the most notable group of economists is the one that despite of the multitude of opinions blaming the vicious financial system deregulation and greedy bankers for such a disaster see the drawbacks of the financial regulation as the main cause. In particular, such drawbacks include the requirements to bank capital, both international (the Basel Committee) and national. 
This article aims at showing the way the strengthened requirements to capital for commercial banks, observed at international and national levels, fail to manage risks and can even cause them. The comparative analysis of the negotiated agreements (from Basel I to Basel III) as well as the analysis of the USA bank capital assessment rules make us come to a conclusion that undeliberate mistakes in regulation practice can result in great consequences, such as systemic financial crises. 

Basel Accords on the capital, approaches to the risk assessment, procyclicality effect, market discipline, moral hazard, market failure, asymmetric information on financial markets.

Введение

«Если кто-то знает только теоретические рецепты для политики, то ему кажется легко предписать правильную политику, особенно, если ему неведомо, что сама эта политика в прошлом могла вызвать проблемы, которые пыталась решать»
Джозеф Ю. Стиглиц

Одна из причин последнего банковского кризиса в США была связана с системой регулирования адекватности банковского капитала, которая непосредственно влияет и на коэффициент левереджа банков и на то, какие активы они держат на своем балансе.  Первое международное соглашение по капиталу (Basel I, 1988) требовало от банков иметь в два раза больший капитал под корпоративные и потребительские ссуды, чем под ипотечные. А второе соглашение (Basel II, 2004) – уже в пять раз больший, чем под бумаги, обеспеченные пулом ипотек (MBS), имевшие рейтинг AAA [6,7].

Финансовые регуляторы в США выработали свод правил для своих банков по адекватности капитала, известное как Recourse Rule (2001), которое содержало аналогичное требование по капиталу. Это поощряло банки накапливать эти «надежные» бумаги в своих активах почти на полтриллиона долларов. В дальнейшем это могло спровоцировать масштабный банковский кризис в США.

Этот финансовый кризис затем перекинулся на реальную экономику из-за сокращения кредитования, начиная с середины 2007г. Это было связано со спецификой системы бухгалтерского учета: от банков требовали оценивать их бумаги по рынку (mark to market).  А поскольку падение на рынке достигло низшей точки в сентябре 2008 г., то эти бумаги (вследствие кризиса субстандартной ипотеки)  почти полностью обесценились.

Как известно, рейтинги кредитоспособности по бумагам MBS присуждаются только тремя агентствами – Moody’s, Standard and Poor’s (S&P) и Fitch – которым была предоставлена такая привилегия Комиссией по ценным бумагам и биржам (SEC), начиная с 1975 г. Не только банкиры, но и инвесторы  всех видов  вряд ли подозревали, что такая привилегия может в дальнейшем повлиять на точность присуждаемых рейтингов. Более того, регуляторы рекомендовали использовать рейтинги этих трех компаний при оценке весов активов по степени риска, что нашло отражение в этих соглашениях (Recourse Rule и Basel II).

Итак, все эти регулятивные просчеты могли спровоцировать последний финансовый кризис. Банкиры, покупавшие надежные ипотечные бумаги, игнорировали риски, связанные с падением цен на жилье; они даже игнорировали вероятность такого спада. А регуляторы, поощрявшие банки накапливать такие бумаги в своих портфелях, также были в полном неведенье. Более того, они даже не предполагали, что в результате их недальновидной политики могут быть такие ужасные последствия.

Джон Мейнард Кейнс однажды написал о непредсказуемости нашего будущего: «Мы просто не знаем!» В конце концов, почему банкиры предпринимали действия, которые могли привести к разрушению их банков, а регуляторы своей политикой вызвали расстройство всей банковской системы? Экономическая теория объясняет поведение рыночных агентов их своекорыстными интересами – жаждой большей прибыли, безотносительно того, каким пагубным может быть этот результат. Игнорирование сложной действительности часто приводит к непоправимым ошибкам [10] *.

Очень популярные в последнее время рассуждения о том, что «большие компании слишком значимы, чтобы лопнуть» и о щедрых компенсациях потерь крупным компаниям со стороны правительства порождали безответственное поведение этих компаний. И на фоне всеобщего оптимизма всегда были те экономисты, которые не забывали, что кризисы никто не отменял. И они могут порождаться действиями тех, кто в общем-то призван с этими кризисами бороться [12,13].

Дилемма регулирования достаточности капитала: быть или не быть, а если быть, то каким?

Наиболее драматическая ситуация, с которой может столкнуться любой банкир – это набег на банк.  Если вкладчики неожиданно решат изъять свои деньги, банк становится неплатежеспособным гораздо раньше, чем будет выплачен последний вклад. Поскольку банки используют деньги вкладчиков в высокодоходных операциях с целью заработать прибыль. Великая Депрессия породила беспрецедентную волну набегов на банк в США, в результате чего, в 1933 г. появился Закон о страховании вкладов в коммерческих банках и ссудно-сберегательных ассоциациях (ССА). Этот закон предоставил своеобразную страховку для вкладчиков в случае, если банк становился неплатежеспособным.

Следующим шагом стало законодательное введение требования на минимальный уровень достаточности капитала со стороны федерального Правительства. Все это было сделано с целью предотвратить появление морального риска («moral hazard»), потому что банкиры брали повышенные риски по предоставляемым кредитам и инвестициям.

Идея состояла в том, что угроза набега на банк сдерживало банкиров от того, чтобы превратить банк в подобие казино, когда вкладчики забирают деньги, если они не доверяют банку. Когда ввели страхование вкладов, банки стали вести себя более опрометчиво. Поэтому, на всякий случай, принудительную подушку безопасности в виде буфера капитала (страхового фонда) было необходимо создать. Но если банк оказывался банкротом, то убытки не перекладывались на акционеров или его кредиторов. Таким образом, у менеджеров банка не было причин интернализовывать свои убытки (т.е., компенсировать их за счет собственных средств). Таким образом, один из доводов в пользу регулирования капитала: банк должен держать достаточный буфер капитала, чтобы поглотить часть потерь и минимизировать затраты страховщика в лице государства.

До введения страхования депозитов банкиры и вкладчики принимали на себя полный риск банкротства банка из-за уменьшения величины банковского капитала, который накануне Великой Депрессии составлял от 11% до 15% всех совокупных активов банков. После Закона от 1933 г. Федеральная корпорация по страхованию вкладов (FDIC) установило минимум капитала для всех банков, которые участвовали в системе страхования вкладов. Оно могла потребовать закрыть банк по причине неплатежеспособности и возмещало средства вкладчикам.

Первоначально, FDIC потребовало от банков поддерживать капитал на уровне 10 % от их депозитов. Помимо технических вопросов (таких, как рассчитывать капитал и привязывать ли его величину к депозитам или ко всем активам), возник еще один вопрос – устанавливать ли фиксированный уровень, такой, как 10% или устанавливать более мягкие формы регулирования [11].

Дилемма состояла в том, что любая фиксация минимума капитала как процент от какого-то числа (например, совокупных активов) была бы нелогичной, поскольку смешивались вместе как «безопасные» займы, так и те, по которым есть большие риски невозврата средств (т.н. проблемные ссуды). Поскольку цель подушки капитала – создать буфер против потерь, то имело значение дифференцировать требования в зависимости от того, идет ли речь о ссудах крупным корпорациям, которые вряд ли обанкротятся, или о ссудах бедным семьям на покупку дома.

Один из вариантов решения этой проблемы – предусмотреть гибкие предписания: например, для банков, которые не берут на себя высокие риски (инвестируют в безопасные активы) или исключить из всех активов те, которые обесценились или с сомнительной ценностью. Однако, в этом случае такие полномочия по оценке активов передаются от банков регуляторам. И если федеральные регуляторы лучше знают о рисках активов, чем сами банки, то возникает вопрос: отказать ли частным банкам в праве на существование?

Международные требования по капиталу: Basel I и Basel II

В годы после Великой Депрессии страны пытались по-разному решать вопросы регулирования капитала. В 1974 г. после банкротства одного немецкого банка, Группа-10 основала Базельский Комитет Банковского надзора  (BCBS) при Банке международных расчетов (BIS) – международной организации центральных банков, находящейся в Базеле (Швейцария).

В 1988 г. BCBS выработал рамочное соглашение по банковскому капиталу, известное как Basel I. К началу 1990-х гг. Basel I был эффективно внедрен в большинстве стран, включая США. Во время финансового кризиса он все еще действовал в отношении коммерческих банков и ССА, хотя другие страны постепенно перешли к Basel II с начала 2005 г. Но уже на подходе был Basel III после его модификации Группой -20.

Главным эффектом внедрения Basel I была попытка нескольких стран преодолеть плоский уровень минимального капитала, равного 8%, а также недифференцированные требования к активам, независимо от их риска. Согласно Basel I, регулятивный уровень по капиталу рассчитывался в зависимости от риска банковских активов; в результате он устанавливался в диапазоне от 8% или  выше (коэффициент левереджа или соотношение привлеченных и собственных средств равнялся 12.5:1). В свою очередь, активы в зависимости от риска разделялись на разные группы (4 группы) и затем им присваивался соответствующий вес (Приложение 1).

ПРИЛОЖЕНИЕ 1 — Веса рисков в зависимости от разных режимов регулирования  капитала, %

* применяется только в США
** на каждый  доллар такого актива требуется резервировать дополнительный доллар капитала
*** только для стран ОЭСР; для других стран – 100.
Ист: Basel Committee on Banking Supervision (BCBS). 1988. ‘‘International Convergence of Capital Measurement and Capital Standards’’ (Basel I). Basel: Bank for International Settlements, July.; International Convergence of Capital Measurement and Capital Standards: A Revised Framework, Comprehensive Version (Basel II plus elements of Basel I left in place by it). Basel: Bank for International Settlements, June. ; 66 Fed. Reg. 59614 (November 29, 2001).

Наиболее безопасные активы получали нулевой вес (золото, наличность, правительственные облигации); облигации компаний публичного сектора (GSE) получили степень риска, равную 20%; «целые» (несекьютеризированные) закладные получили риск = 50%; все остальные – от корпоративных облигаций, акций и корпоративных ссуд, частных ссуд, банковской недвижимости – 100% и для них требовался 8%-й капитал или 8 долл. на каждый 100 -долларовый бизнес-заём.

Напротив, на закладные требовалось всего 4 долл. на каждые 100 долларов активов (100 x 8 % x 0.50), а 100 долларов GSE требовали только 1.60 долларов капитала  (100 x 8 % x 0.20). Активы с нулевым риском обнулялись и под них капитал не требовался.

Тут была простая логика – все активы с риском от 0 до 20% рассматривались как безрисковые или  малорисковые  [6, para. 38]. Что касается 50%-ого риска, «то ипотечные займы, обеспеченные недвижимостью, имели низкую уровень потерь в большинстве стран» [6, para. 41]. Но в целом, это была очень грубая шкала соизмерения рисков, которая не учитывала специфику каждого актива.

В общем, правительственные облигации Великобритании, Греции, Португалии, Ирландии, Испании и США, например, одинаково рассматривались как безрисковые. Другими словами, хотя риски таких активов как – суверенный долг, GSE, ипотечные бумаги – отличались, внутри этих категорий были подкатегории с различными рисками;  особенно, это касается тех активов, которые попали в четвертую группу с 100-ым % риском. То есть, внутри одной корзины были активы с различными рисками, такие, как ссуды растущему бизнесу и ссуды стагнирующему бизнесу. Эти противоречия были присущи любой регулирующей системе, которая оставляла место индивидуальным оценкам в каждом отдельном банке относительно разных ссуд и инвестиций.

Базельский комитет стремился добиться построения шкалы риска, исходя из прошлого опыта, хотя такая шкала уже с позиций сегодняшнего дня подвергается сомнению – сама попытка ввести различия по риску среди различных активов может рассматриваться как логический шаг от плоской шкалы. Безусловно, различные веса риска и 8%-й базовый уровень непосредственно не имели научного обоснования на основе оценки вероятности дефолта, так как это было бы невозможно. Слишком уж гетерогенными были ссуды и инвестиции, по которым показатели неплатежа в прошлом никогда не будут точно дублироваться в будущем. Отсутствие научности (строгости) не есть причина критиковать регулятора: он сделал в тех условиях лучшее, что мог.

Basel I стал логическим шагом в эволюции требований по капиталу, поскольку в дальнейшем предпринимались попытки к более глубокой классификации между различными группами активов и внутри каждой группы. Более того, здесь просматривается преемственность в процессе эволюции требований к капиталу: поскольку введение страхования вкладов способствовало более безответственному поведению банков, это надо было сдерживать каким-то противовесом в виде требований по капиталу.

Плоский норматив по капиталу безотносительно к принятым рискам толкал банкиров вкладываться в самые рискованные активы, какие только они могли найти, в ожидании высоких доходов. Требования по капиталу, согласно Basel I, дифференцировали требования по риску и штрафовали тех банкиров, которые позволяли себе более высокие риски.

Новая основа по капиталу была введена BCBS, чтобы преодолеть недостатки прежнего Basel I и, таким образом, способствовать стабильности финансовой системы: новое Базельское соглашение – Basel II. Одно из центральных изменений, предложенных Basel II – увеличить  чувствительность капитала банка к риску его активов: величина капитала теперь ставилась в зависимость  от оценки кредитного риска. Следовательно, постоянный вес (100%), который присваивался портфелю коммерческих и промышленных ссуд  заменен на переменный, т.е., ссуды с низким кредитным рейтингом и высокой вероятностью дефолта (PD) получали соответственно наивысший вес. Следовательно, согласно Basel II, веса по риску определялись не только категорией заемщика, но и  каждым конкретным заемщиком [7] **.

Basel II основан на трех взаимодополняющих столпах (или компонентах):

• Компонент 1 (требования по капиталу) определял минимальный размер капитала в зависимости от кредитного, рыночного и операционного рисков.
• Компонент 2 (надзорный процесс) устанавливает требования по управлению рисками и капиталом банка и определяет полномочия супервизоров (Basel II непосредственно вовлекал супервизоров в наблюдение за профилем банковских рисков, практику риск-менеджмента и  допустимую величину рисков в отличие от Basel I);
• Компонент 3 (рыночная дисциплина) налагает на банки требования на раскрытие информации, а именно – информировать общественность о своем бизнесе, рисковых позициях, риск-менеджменте (т.е., все, что повышало прозрачность рынка).

Согласно правилам Basel II банки могли адаптировать один из двух подходов к оценке минимальных требований по капиталу для кредитного риска:

1. Стандартизированный подход. В этом случае веса по кредитному риску (по каждой ссуде) базировались на внешних рейтингах, присваиваемых контрагентам (риск  контрагента). Менее рисковые ссуды могли получить вес 20%, а более рисковые – все 150%. Однако, для не рейтинговых ссуд капитал остается на одном уровне (как было ранее). Таким образом, стандартизированный подход близок к Basel I, поскольку в некоторых странах внешние рейтинги для корпоративных ссуд отсутствуют.

2. Подход на основе внутренних рейтинговых оценок (IRB). Оценка кредитного риска и веса рассматриваются как функция от четырех параметров по каждой ссуде: вероятность дефолта (PD), величина предполагаемых убытков (LGD), позиции под дефолтом или общие кредитные потери в момент невыполнения кредитных обязательств (EAD) и  зрелость (дюрация) ссуды (сроки до погашения).

В случае выбора этого подхода банк был обязан рассчитывать эти параметры на основе своих внутренних рейтинговых моделей. Одна из разновидностей этого подхода (Foundation) предусматривала только оценку параметра PD, а три других параметра устанавливались внешними регуляторами.

Таким образом, Basel II позволяет уменьшить разрыв между регулятивными и рыночными оценками капитала и поощряет банки улучшить методы оценки рисков. Тем не менее, текущий кризис показал, что некоторые проблемы существуют и у правил  Basel II, а недостатки  Basel I присущи и  Basel II. Это касается и оценки рисков по отдельным продуктам, и рейтинга кредитных агентств, и качества капитала.

Сейчас идет работа над усовершенствованием компонента 2 по преодолению недостатков риск-менеджмента банка, которые обнаружились в ходе последнего финансового кризиса. Еще одно беспокойство вызывает усиление процикличности банковского сектора, вызванного введением новых правил. Далее перейдем к анализу этих проблем более детально.

Требования по капиталу согласно Basel II и проблема процикличности

Банковской индустрии присуща высокая процикличность, совпадающая со стадиями бизнес–цикла и усиливающая их цикличность, независимо от существующих требований по капиталу. Это объясняется наличием  асимметричной информации и недостатками рынка: во время рецессии банки сокращают кредитование, обеспокоенные ухудшением качества кредитов  – это ускоряет экономический спад, поскольку фирмы сокращают инвестиции. Во время подъема кредитование экономики  растет, ускоряя её перегрев.

Введение регулятивных требований по капиталу может лишь усилить процикличность банковской деятельности и, особенно, это касается новых требований, введенных Basel II. Действительно, на основе предусмотренных двух подходов (стандартизированного и продвинутого), чем выше кредитный риск, тем  выше размер капитала, чтобы покрывать этот риск. А поскольку риск во время спада растет, то банки будут наращивать капитал во время рецессии.

Следовательно, существует проблема макроэкономического воздействия Basel II: совместное движение в капитальных требованиях и бизнес-цикле может побудить банки уменьшать кредитование во время спада из-за высоких капитальных требований. Это было подтверждено эмпирическими исследованиями еще задолго до последнего кризиса [1].

Рискованность активов варьируется в зависимости от стадии бизнес-цикла. Оценка риска на основе внешних либо внутренних рейтингов отражает эту процикличность – вероятно даже больше в случае внутренних рейтингов, которые не принимают во внимание цикличность. Это создаёт аналогичную процикличность в требованиях по капиталу: банки будут держать меньше или больше капитала в пиковых точках цикла – когда опасность системного кризиса наивысшая. В нисходящей стадии цикла, когда необходима макроэкономическая стабилизация,  банки наращивают буфер капитала и ограничивают кредитование.  В результате регулирование не только делает банковский кризис более вероятным, но также может дестабилизировать экономику, усиливая колебания.

С точки зрения процикличности рассмотрим требования по капиталу по Basel I и Basel II. Согласно Basel I, требование минимального капитала для данного портфеля фиксировано во времени и может стать ограничительным фактором, когда капитал банка снижается вследствие убытков по кредитам. Согласно Basel II, требования по капиталу также «связывают» действия банков не только вследствие тех же причин (убытков), но и из-за  проблемных ссуд с повышенными рисками – когда требования по капиталу растут.

Поскольку в плохие времена трудно привлечь внешний капитал, банки сокращают кредитование, толкая экономику к замедлению. Следовательно, Basel II может оказаться еще большим финансовым «усилителем» бизнес-цикла, чем Basel I, что противоречит основной цели этого соглашения – поддержание финансовой стабильности.
Кроме того, как отмечал Benink и др., Basel II может гармонизировать поведение банков – требованиями использовать аналогичные риск-модели или напрямую контролируя используемые типы моделей. Уже одно этого достаточно, чтобы вызвать кризис: в период высокой неопределенности все риск-модели указывают на повышенные риски и это понижает коэффициенты капитала и, следовательно,  мотивирует  банки распродавать рисковые и покупать безопасные активы, усиливая так называемый «эндогенный риск» [8, p.91] ***.

Рейтинги не так хороши, как они кажутся

Итак, мы обсудили логику перехода от плоской шкалы требований по достаточности капитала, согласно Basel I (1988), к новым требованиям, согласно Basel II (2004), с учетом рискованности активов. Как только это соглашение было подписано, Базельский комитет по банковскому надзору предложил использовать дифференцированный подход к оценке разных активов на основе внешних рейтингов, чтобы стимулировать банки вкладывать средства в высокорейтинговые бумаги всех типов.

Большинство тех экономистов, которые высказываются о причинах последнего кризиса и  главную причину видят в дерегулировании, порой забывают о существовании всеохватывающего регулирования капитала. Они также считают, что чем больше будет регулирование капитала, тем лучше. Дж. Стиглиц демонстрирует это на примере того, как ограниченные взгляды  приводят к такому заключению: «Достаточно легко ограничить принятие банками чрезмерных рисков и побуждать их быть более осмотрительными: для этого достаточно поднять планку по капиталу» [13, р. 162]. По этому пути как раз и пошли Базельские соглашения по капиталу. Так почему же эти соглашения  имели  такие негативные последствия; может потому, что в их основе лежали неправильные модели?

Он замечает, что «банковская система в США и в других странах  не фокусируется на  кредитовании малого и среднего бизнеса (МСБ), которые, как известно, создают львиную долю рабочих мест; вместо этого, они увлечены секьютеризацией, особенно на ипотечном рынке» [13, р. 6].

Оказывается, что Basel I «штрафует» кредитование МСБ, требуя от банков под эти кредиты держать в два раза больше капитал, чем под ипотечные ссуды; правила, согласно Recourse Rule, требует удерживать капитал в пять раз больший при кредитовании бизнеса, чем в случае  высокорейтинговых бумаг, обеспеченных пулом ипотек – последние считаются более защищенными от рисков.

Шкала рисков, согласно Basel I, была настолько широкой, что она оставляла большое пространство для «moral hazard». Например, банк мог распродавать секьютеризированные активы, чтобы компенсировать потери в случае дефолта по этим активам. Это было установлено правилами Basel I, которые помещали все секьюритизированные активы (кроме правительственных облигаций, закладных и долга квази-государствееных компаний) в одну корзину со 100%-м риском, несмотря на различные риски  различных траншей выпусков (низшего, среднего и высшего) ****.

Таким образом, риск секьюритизированных активов должен быть более дифферецированным, чтобы лучше отражать кредитный риск. Этим как раз занялся свод правил по оценке рисков активов “Recourse Rule”, разработанные и введенные в США в 2001 г. Это позволило участникам рынка обладать более точной  информацией о рисках и доходностях. Именно это вынудило регуляторов прибегать к услугам рейтинговых агентств. Считалось, что они обладают лучшими знаниями о финансовых рынках. Именно эти правила рекомендовали инвесторам «полагаться на рейтинги при принятии решений об инвестициях» [5].

Basel III идет «гораздо дальше» по требованиям к капиталу, чем Basel II. Basel III не меняет корзину весов риска, согласно Basel II; по-прежнему, адекватность капитала банка оценивается по уровням риска его активов. Банки попадают под более сильный пресс и будут инвестировать в менее рисковые активы (например, ипотечные бумаги, которые по Basel II получили 35%-й риск, требуют держать капитал на 30% ниже, чем по Basel I); активы с рейтингом АА /ААА (риск = 20 %); правительственные облигации *****.

В апреле 2010г. Агентство Moody’s понизило рейтинг облигаций греческого правительства с A до BBB+, требуя от банков, держащих эти бумаги, повысить свой капитал в 1,5 раза и возвестило о «незначительном» финансовом кризисе в Европе.  Французские и немецкие банки держали эти бумаги на сумму 206 млрд. долл., плюс еще 244 млрд. долл. португальских облигаций и 727 млрд. долл. – испанских (все были с нулевым риском согласно их рейтингу AA) [9].

Такие огромные приобретения суверенных бумаг должны были снизить стоимость их обслуживания для стран-должников, и, в тоже время, высокий рейтинг этих бумаг также способствовал масштабным инвестициям в них. Не исключается, что следующий финансовый кризис будет вызван банками, которые осуществляли такие «низкорисковые» стратегии, согласно Basel II или Basel III.

Таким образом, рыночная дисциплина оказалась во власти рейтинговых агентств, а их рейтинги получили рыночную «прописку». Рейтинговые оценки стали использоваться при установке весов при оценке рисков активов для целей расчета норматива достаточности капитала. Рейтинги, по мнению регуляторов, были гибкими, эффективными и ориентированными на рынок способом измерения кредитных рисков. Регуляторы считали, что использование рейтингов добавит гибкости к расчету регулятивного капитала, поскольку учитывалась различная степень кредитного риска по различным траншам.

Более того, кредитные рейтинги могут быть хорошо приспособлены к разнородным активам, таким, как бизнес-займам, которые влияют на их объем. Однако, сами рейтинговые агентства могли ошибаться при оценке активов (использовали не те модели); также существует практика «заказных» рейтингов.

Идеология финансового регулирования

Современный мир чрезвычайно сложный, даже эксперты не могут делать точные прогнозы будущих событий. Все это происходит вследствие узости горизонта видения (так называемой «политической перспективы»). Даже в случае опытных политиков, (не говоря уже о нобелевских лауреатах по экономике), хорошо разбирающихся в причинах прошлых или настоящих социальных и экономических проблемах, они могут быть скомпрометированы этой перспективой.

Если вину за два произошедших подряд финансовых кризиса (ипотечный в США 2007 г. и долговой в Европе в 2009 г.) приписывают банкам, которые держали непропорционально много ипотечных бумаг и правительственных облигаций в своем портфеле, то Базельский комитет все еще не ответил на вопрос: может быть, те риски, которые в 2004 г. были присвоены этим бумагам и вынудили эти самые банки накапливать эти самые бумаги?

Маловероятно, что регуляторы будут оглядываться назад, выискивая свои ошибки, как это делают некоторые экономисты, которые пытаются разобраться, какие факторы позапрошлого века привели к современным проблемам через долгую череду  последовательных причинно-следственных событий.

По мнению Дж. Стиглица, провалы регулирования вызваны идеологией свободного рынка, которую исповедуют регуляторы: они не хотели использовать те полномочия, которые им были переданы. Но это совсем не относится к регулированию капитала. В этом случае регуляторы не испытывали недостатка в полномочиях и они использовали их в полной мере. Проблема (ретроспективно) состоит в том, что они использовали их неблагоразумно. Дж. Стиглиц прав в том, что ввел такое понятие как «идеологическая ошибка» как источник провала финансового регулирования [12].

Предположение о «всевидящем рынке», на котором строится и система учета, и финансовое регулирование, может рассматриваться как ‘‘культ рынка’’ или “фримаркетизм”. На самом деле, ни один регулятор не является либертарианцем: он верит, что без вмешательства государства банки будут стремиться увеличить левередж в погоне за прибылью, поэтому выбирают рисковые стратегии.

Что касается системы учета на основе рыночных цен, то здесь также просматривается вера, что рыночные цены «преодолевают человеческие ограничения и лучше предсказывают будущее». Это все напоминает «ценовой фетишизм», которому приписываются  магические свойства.

Как же может сосуществовать вера в рыночный (ценовой) фетишизм со стремлением регулировать поведение банков? Поскольку бонусы управляющих банков зависят от размера прибыли их фирм, то они стремятся скрыть истинные потери от инвесторов, создавая проблему морального риска. К тому же, само страхование депозитов, с точки зрения регуляторов, создает моральный риск для банкиров, который толкает их к рисковым операциям. Существует также предположение, что существующие гарантии со стороны государства не позволят крупным банкам обанкротиться («too big to fail»). Это одно из самых распространённых объяснений причин кризиса.

Идеология Стиглица звучит как «основанная на нереалистичном предположении о совершенной информации, совершенной конкуренции и совершенных рынках» имеет все основания быть верной. Все же, в случае с регулированием достаточности капитала, не было сомнения, что «регулирование необходимо» [13, р. 144].

Вера в совершенство рынков – это лишь один из полюсов мнений экономистов Чикагской школы. Но есть и другой полюс, который наиболее заметно представлен Дж. Стиглицом. Различие между ними может быть охарактеризовано как политическая идеология, но все взгляды покоятся не на политической, а скорее, экономической идеологии, которую можно назвать  “экономизмом”. Именно её использовали регуляторы.

Экономизм имеет две компоненты. Первая – это утверждение, что совершенные рынки представляют некий нормативный идеал (как должно быть) против реального капитализма (как он есть в действительности). Если бы капитализм был бы близок к модели совершенных рынков, его надо было бы оставить в покое.  Но если – нет, то его следует регулировать. Итак, на одном полюсе Чикагского континуума находятся экономисты, которые видят реальный капитализм близкий к его нормативному идеалу.  На другом конце – Стиглиц и иже с ними, которые видят обширные провалы рынка, что требует «постоянного вмешательства правительства» [13, p.243].

Второй компонент экономизма – это предположение, что капитализм потому так далек от идеала, что вызван ошибочными стимулами, так называемым, моральным риском (“moral hazard”). Недостаток «совершенной информации» для современного капитализма (так далекого от совершенства), по мнению Стиглица, связан скорее не с неподобающими стимулами, а человеческим незнанием (невежеством) как основным барьером для совершенства рынка [12].

Его нобелевская премия связана с вкладом в теорию асимметричной информации, которая  по  существу уменьшает невежество на рынках путем умышленного сокрытия информации хорошо осведомленными сторонами (продавцами подержанных автомобилей), поскольку так они поступают в своих собственных интересах. Проблема знаний, таким образом, трансформируется в проблему стимулов.

Что касается введения нормативов достаточности банковского капитала, то экономистами этот шаг рассматривается как попытка бороться с провалами рынка, порожденными моральными рисками (или безответственным поведением банкиров) – скорее, целой чередой моральных рисков.

Во-первых, набег на банки происходит тогда, когда вкладчики подозревают, что банкиры используют их вклады для рисковых инвестиций,  что перекладывает риски на вкладчиков.  Однако, страхование депозитов только ухудшает ситуацию, поскольку это снимает с банкиров ответственность за их опрометчивое поведение. В свою очередь, если эта проблема решается введением минимума на банковский капитал, у банкиров все еще остается стимул инвестировать в рисковые активы в рамках установленных предписаний.

Калибровка требований капитала в зависимости от риска только смягчает эту проблему, но не устраняет её. Здесь мы видим, что в каждом случае регулирование необходимо, поскольку рынки терпят провалы и эти провалы порождаются  неправильными стимулами.

Контраргумент против экономизма не в том, что банкиры действуют в своих корыстных интересах. Как раз, проблема искаженных стимулов в нашем объяснении состоит в том, что регулирование капитала создает стимулы приобретать активы, которые регуляторы считают безопасными (ипотечные бумаги с рейтингом  AAA).

Заключение

Нам не дано предугадать, как наше дело отзовется или цена ошибки регулирования

Стандартная точка зрения основывается на том, что рынок ценных бумаг должен быть прозрачным. Это достигается оценкой активов по рынку, чтобы инвесторы получали “совершенную информацию”, необходимую для принятия решений. Это одна из версий экономизма, на которой покоится идеология бухгалтерского учета. Такие «рыночные цены», по мнению регуляторов, близки к идеалу «совершенной информации» и поэтому должны быть узаконены.

Но транспорентность блокируется “информационной асимметрией”. Примером могут быть корпорации, скрывающие известную информацию (например, потери) от акционеров; учет по рынку рассматривается как способ решить эту проблему.

Но учет капитала по рыночным ценам может сыграть «плохую шутку» в период кризиса: он может «обесточить» возможности банков предоставлять кредиты, а рыночные цены далеки от  истинной стоимости.

Тоже самое можно сказать и о регулировании капитала – неправильный подход в регулировании капитала мог ускорить кризис: использование рейтингов «Большой тройки» (Moody’s, S&P и Fitch) для расчета уровня капитала приписывается законом, хотя эту привилегию присвоила себе эта олигополия с подачи Комиссии по ценным бумагам (SEC).

Будет уместно рассматривать опасность полагаться на рейтинги  как ошибку 2  типа (Type II error)  (т.е., как ложное отрицание). Однако, финансовые регуляторы также совершили ошибку 1 типа (Type I error) (ложное предположение), когда они ошибочно предположили, что страхование депозитов действительно предотвратит набег на банк. Раз так, из этого следует, что введение регулирования капитала с его неоднозначными последствиями, не было необходимостью. Еще одной ошибкой (ложным предположением) стало предположение, что  страхование депозитов создает проблему морального риска что, в свою очередь, опять требует регулирование капитала, чтобы решить эту проблему ****** .

Можно привести два контраргумента против этого. С одной стороны, поддержание сверхвысокой подушки капитала (выше установленной регулятором) обычно экономистами рассматривается как парадокс. Дело в том, что в случае банкротства банка вкладчики, будучи застрахованными, получат свои вклады назад. Тогда как менеджеры в этом случае будут  уволены и потеряют репутацию – и у них нет интереса поддерживать такую чрезмерную подушку *******.

С другой стороны, даже если страхование депозитов создает моральный риск, минимум регулятивного капитала не может служить в качестве эффективной подушки, поскольку все штрафы, налагаемые на банк, выплачиваются за счет этой «подушки».

Таким образом, относительная стабильность банковской системы, даже после введения страхования депозитов и требований по капиталу, может быть достигнута только благодаря благоразумному поведению банкиров.

Таким образом, регулирование может и не иметь смысла, рассматриваться как средство решения несуществующих проблем, но, в тоже время, может стать причиной системного риска – и, как любое другое человеческое решение, привести к непреднамеренным последствиям.

_____________________