Проблема оптимального неравенства

В статье представлен обзор современных публикаций по проблеме социального неравенства. С одной стороны, общественное равенство (особенно в пост-социалистических странах) воспринимается, как желательный идеал. С другой, всем понятно, что люди неравны как от природы (генетически), так и по своей активности и нуждаются в стимулах, чтобы работать. Но насколько велико должно быть это неравенство? История учит, что множество обществ были разрушены социальным напряжением, вызванным слишком большим неравенством. Следовательно (и с этим были согласны еще древние мыслители), существует некий оптимальный для жизни общества уровень неравенства. Проблема в том, чтобы установить этот уровень. Но для этого нужно, во-первых, научиться его измерять и во-вторых, пользуясь этой мерой, исследовать достаточно много различных сообществ, чтобы понять, какой уровень неравенства оптимален. Третье важное условие – это принять правильный критерий оптимальности; на сегодня это темпы экономического роста (потому что преимущество в скорости роста делает сообщество богаче других в исторически короткие сроки). Современная экономическая наука находится в уникальной ситуации: никогда в истории не было столь точной информации о неравенстве и экономической ситуации по такому количеству стран и регионов. Аналитический обзор существующей литературы является первым шагом к решению проблемы оптимального неравенства.

социальное неравенство, экономическое развитие, социальные институты, моделирование, человеческий капитал.

Статья подготовлена в рамках госзадания КарНЦ РАН по теме «Институты и социальное неравенство в условиях глобальных вызовов и региональных ограничений».

The article provides an overview of modern publications on the problem of social inequality. On the one hand, social equality (especially in post-socialist countries) is perceived as a desirable ideal. On the other hand, everyone understands that people are unequal both by nature (genetically) and by their activity, and they need incentives to work. But how great should this inequality be? History teaches that many societies have been destroyed by social tensions caused by too much inequality. Consequently (and ancient thinkers agreed with this), there is a certain level of inequality that is optimal for the life of society. The problem is to establish this level. But for this you need, firstly, to learn how to measure it and, secondly, using this measure, explore enough different communities to understand what level of inequality is optimal. The third important condition is to accept the correct criterion of optimality; today it is the rate of economic growth (because the advantage in the rate of growth makes the community richer than others in a historically short time). Modern economics is in a unique situation: never in history has there been such accurate information about inequality and the economic situation in so many countries and regions. An analytical review of the existing literature is the first step towards solving the optimal inequality problem.

social inequality, economic development, social institutions, modeling, human capital.

The article was prepared within the framework of the state assignment of the KarRC RAS on the topic “Institutions and social inequality in the context of global challenges and regional restrictions”.

Введение

Целью работы являлся обзор современных публикаций по проблеме социального неравенства. Научная новизна состоит в сопоставлении и обобщении этих работ, суммировании общего и различий, выявлении новых тенденций и методов исследования этой старой социальной и экономической темы.

Проблема социального неравенства волнует людей уже тысячи лет. Ее обсуждали еще древнегреческие философы. Уже тогда было понятно, что, во-первых, полное равенство невозможно: люди неравны от природы: одни сильнее, другие умнее и так далее. Во-вторых, если все будут равны перед обществом (и равноправны, и равно награждаемы), то зачем кому-то делать больше, чем другие? И, в-третьих, слишком большое неравенство ведет к раздорам, к нестабильности общества. Следовательно, существует некий оптимальный уровень неравенства, но каков этот уровень? Как его определить?

Сократ в диалоге «Горгий» [1] раскрывает множество сложных вопросов, связанных с неравенством, пользуясь своим диалектическим методом, поворачивает проблему то одной стороной к слушателям, то другой. Сократ исследовал вопрос в таком аспекте: если неравенство существует, то кто должен иметь большие права: сильные, честные, герои, разумные или справедливые? Кому общество должно дать больше, чтобы это было полезно не отдельным личностям, а всему обществу?

Характерное для того времени (впрочем, не исчезнувшее и в XX, а то и в XXI веке) мнение о неравенстве высказывает оппонент Сократа Калликл: «Герион коров и не продавал, и не дарил, а Геракл все-таки их угнал, считая это природным своим правом, потому что и коровы, и прочее добро слабейшего и худшего должно принадлежать лучшему и сильнейшему» (там же, с. 317). То-есть, равенства среди людей не существует от природы, и сильнейший имеет право отобрать все, что угодно, у слабого и может заставить делать то, что угодно сильному.

Далее Сократ заставляет Калликла признать, что большинство людей считает справедливым равенство, а на следующем шаге диалектического разбора — что большинство граждан в демократическом городе всегда правы. В частности, потому, что большинство сильнее меньшинства, а значит, имеет право сильного. Общество сильнее любого из индивидов и поэтому может устанавливать свои правила, отличные от природных. Далее Сократ доказывает, что разумные лучше сильных, а справедливые лучше разумных (если их разум направлен на зло).

Более технологично подходил к вопросу о неравенстве Аристотель. Он писал: «Стало быть, должности, подати, распределения и подобающий каждому почет устанавливаются не только по личной добродетели или по добродетели предков, не только по силе и красоте тела, но и по имущественному достатку или нужде. Должности и почести распределяются как можно более равномерно, сообразно этому имущественному неравенству, причем нет никаких поводов к раздорам. В зависимости от величины имущества надо установить четыре класса, назвав их: первый, второй, третий, четвертый или как-нибудь иначе. Граждане либо пребывают в своем классе, либо, разбогатев или обеднев, переходят в подобающий каждому из них класс [2].

Но Аристотель считает, что слишком большой уровень социального неравенства опасен для общества, поэтому предлагает ограничивать неравенство: «Вот и надо теперь законодателю установить пределы бедности и богатства. Пределом бедности пусть будет стоимость надела, который должен оставаться у каждого; ни один правитель, а равно и ни один другой гражданин, ревнующий о добродетели, не должен тут ни у кого допускать уменьшения. Приняв это за меру, законодатель допускает приобретение имущества, большего по своей стоимости в два, три, четыре раза; если же кто приобретет свыше этого, найдя ли что-нибудь, получив ли от кого-то в подарок или наживши, — словом, если благодаря какому-нибудь подобного рода случаю у него окажется имущество, превышающее меру, он должен отдать избыток государству и его богам-покровителям» [там же, с. 236-237].

В принципе, эта позиция сохраняется и в настоящее время: определенное неравенство в обществе должно существовать, создавая стимулы для индивидов вести некую полезную для общества деятельность, но при этом не становиться чрезмерно большим.

Уже в XX веке П. Сорокин обсуждал проблему неравенства [3, с. 196], сразу указывая на невозможность полного равенства: «Все должны быть одинаково умными, одинаково нравственными, обладать равной долей экономических благ (богатства), в равной мере работать, в одинаковой степени быть счастливыми, пользоваться равным количеством уважения, признательности, любви, таланта и т.д. и т.п.». Что, конечно, невозможно.

Далее Сорокин пишет: «Но тогда остается только одна возможность: равенство приходится понимать уже не в смысле тождества, а в смысле пропорциональности социальных благ заслугам того или иного индивида. Согласно этой формуле пропорциональности, права на социальные блага (богатство, любовь, слава, уважение и т. д.) не могут и не должны быть равны у простого маляра и Рембрандта, у рядового работника науки и гения, у чернорабочего и Эдиссона и т. д. и т. д. «Каждому — по заслугам», «каждому по мере выявленных сил и способностей», «каждому по мере таланта» — вот краткие формулы, выдвигаемые этой концепцией равенства» (там же, с. 197).

Но заслуги измеряются «по оценке этого общества», которое может и ошибаться, например, считая очень важными способности шаманов вызывать дождь.

Далее Сорокин обращает внимание на тот факт, что в традиционных обществах заслуги индивида зависят от того, к какой социальной группе он принадлежит. Даже элементарное выполнение своих обязанностей брахманом награждается на порядки величины больше, чем очень хорошая работа шудры.

Результаты исследований

В современных обществах (по крайней мере, теоретически) награда не должна зависеть от происхождения человека, но только от его пользы для общества в целом.

Проблема и в том, как сравнить пользу от разных видов труда? Сорокин писал: «Один будет трудиться над созданием новой машины, а другой — бить булыжники, один создаст прекрасное произведение искусства, другой будет выполнять чисто механическую работу. Неужели же все эти виды труда будут оцениваться одинаково? Далее, в одно и то же время один, более искусный, работник будет работать продуктивнее, чем другой, менее искусный. Как же уравнивать их и как измерять их работоспособность»? (там же, с. 204).

Сорокин предполагает, что когда-то человечество решит, что для человека с меньшими способностями его работа не менее трудна, чем для человека с большими способностями, и решит уравнять ценность их труда, перейдя к простейшей оценке труда по отработанным часам. В этой концепции более способные помогают менее способным просто как люди, представители одного вида (или одного племени) помогают слабым.

В настоящее время возможности экономической и социальной наук значительно увеличились по сравнению с началом XX века. Мы имеем базы данных по большинству стран мира, в которых имеется множество самой разной информации: доход на душу населения, ВВП на душу населения, продолжительность жизни, уровень образования, количество преступлений и так далее.

Это позволяет подойти к оценке оптимального уровня неравенства более научно. Поэтому перейдем к обзору современных публикаций.

В статье [4] рассматривается связь накопления и неравенства доходов на страновом уровне, рассмотренные как концентрация физического и человеческого капитала в процессе экономического развития. Анализируется их влияние на экономический рост. Используются панели данных, оценивается влияние на темпы экономического роста. Авторы доказывают, что высокий уровень неравенства замедляет долгосрочный рост, но накопление и связанное с этим неравенство могут ускорять экономический рост на ранних стадиях развития. Важный аспект: авторы считают, что польза от процессов накопления физического и человеческого капиталов, способствующих росту, зависит не только от уровня развития страны, но и от первоначального неравенства.

Авторы указывают, что влияние неравенства на рост зависит от рассматриваемого временного горизонта и исходных условий разных стран. В статье исследуется положительная связь агломерации (концентрации населения в городах) и роста неравенства. Вместе с концентрацией населения происходит концентрация капитала, что увеличивает неравенство по стране в целом. Влияние неравенства положительно, если начальное неравенство мало, и отрицательно, если начальное неравенство велико. Сравнение панельных данных показывает, что оптимальный уровень неравенства, соответствует коэффициенту Джини, равному 0,37, характерному для Восточной Азии и Западной Европы.

На ранних стадиях развития, когда накопление физического капитала является основным двигателем роста, неравенство ускоряет развитие, направляя ресурсы к людям, склонных к сбережению, обеспечивая более высокий уровень инвестиций. Однако на более поздних этапах развития, когда накопление человеческого капитала становится основным двигателем роста (при наличии кредитных ограничений), более высокий уровень неравенства снижает уровень образования широких масс, что замедляет развитие из-за уменьшения отдачи человеческого капитала.

Авторы работы [5] исследуют связь уровня государственного образования и темпов экономического роста. Предполагается, что доступное образование повышает уровень человеческого капитала и в то же время способствует более равномерному распределению доходов. В эгалитарных обществах меньше уровень социальных конфликтов, а в сильно расслоенных обществах люди реже чувствуют себя счастливыми. Авторы пытаются понять причины, по которым элита выступает против бесплатного образования. Они знают, что образование связано с социальным статусом, а массовое государственное образование может угрожать политической власти элиты. В зависимости от уровня неравенства элита может предпочесть экономику с положительными и «высокими» затратами на образование, чем экономику, в которой обучение предоставляются бесплатно.

Проблема, по мнению авторов, в том, что рынки не идеальны. Для инвестиций в человеческий капитал родители не могут брать взаймы под будущие доходы своих детей. Следовательно, бедняки недостаточно инвестируют как в физический, так и в человеческий капитал, что сохраняет неэффективное неравенство.

В статье предлагается математическая модель, в которой имеется одно благо, которое можно производить на рынке с помощью технологии и квалифицированного труда. Экономические агенты в модели также ценят другое благо, которое можно производить дома с помощью неквалифицированного труда. Когда неравенство велико, богатые семьи могут покупать услуги для дома на рынке (то есть они могут нанимать домашних слуг, мастеров и т.д.), которые иначе они должны были бы производить сами. Таким образом, богатые агенты могут проигрывать от общего доступа к образованию, потому что иначе услуги станут дороже. В результате агенты с высокой квалификацией имеют личную заинтересованность в установлении барьеров для доступа других к обучению.

Авторы приводят в доказательство правоты своей модели исследование М. Олсона, который иллюстрирует на примере Южной Африки, как страх перед изменениями равновесия цен ведет к созданию барьеров для обучения: «Владельцы шахт нуждались в рабочей силе и, естественно, предпочитали получать ее за низкую плату. Поскольку у африканцев не было других возможностей, они были согласны на низкую заработную плату … Европейские рабочие работали на шахтах в основном в качестве бригадиров и квалифицированных рабочих. Было совершенно ясно, что гораздо дешевле обучить африканских рабочих. Однако вопреки интересам африканских рабочих и даже интересам владельцев шахт были приняты законы о шахтах 1911 года и 1926 г., которые ограничивали использование труда африканцев на квалифицированных работах».

В статье [6] на основе панельных данных из африканских стран исследуется влияния коррупции на экономический рост и распределение доходов. Доказывается, что коррупция прямо и косвенно снижает экономический рост за счет сокращения инвестиций в физический капитал. Удельный рост коррупции на 1% снижает темпы роста ВВП на 0,75–0,9 % в год и доходов на душу населения на 0,39–0,41 % соответственно. Показано, что рост коррупции положительно коррелирует с неравенством доходов. Авторы предполагают, что коррупция в африканских странах вредит бедным больше, чем богатым. Коррупция оказывает вредное влияние на экономический рост по двум основным каналам: за счет снижения производительности труда, неоптимального выбора ресурсов, ухудшения качества ресурсов, а также косвенно, путем сокращения инвестиций как в физический, так и в человеческий капитал, а также за счет деградации институтов.

Кроме того, коррупция приводит к изменению налоговой системы в пользу богатых и влиятельных, к принятию регрессивной налоговой системы, при которой бремя налогов ложится на бедных, увеличивая неравенство. В результате страдает все общество.

В статье [7] авторы рассматривают взаимосвязь государственной собственности, неравенства и экономического развития Китая, начиная с 1978 года. Они доказывают, что индустриализация в течение 30 лет послереформенного экономического роста Китая не ведет к снижению неравенства и является аномалией с точки зрения гипотезы перевернутой U-образной кривой Кузнеца. Используя альтернативную меру неравенства, которая зависит от долей факторов производства и собственности, они доказывают, что в переходной экономике с государственным капиталом государственная собственность усугубляет неравенство по сравнению с частной собственностью. Авторы приводят эконометрические данные, свидетельствующие о том, что, хотя правительство пытается сбалансировать три цели: роста, равенства и государственной собственности в краткосрочной перспективе, упор на государственную собственность, а также неоптимальные модели роста ставят под угрозу снижение неравенства в долгосрочной перспективе и задерживают прохождение поворота в перевернутой U-образная кривой Кузнеца.

Исходные установки предопределяют вывод авторов статьи о том, что «Ключевым и сильным следствием нашего исследования является вывод о том, что для сокращения неравенства в результате экономического роста, Китаю следует обратить серьезное внимание на снижение доли государственной собственности в экономике».

Однако авторы не учитывают работы экономистов, указывающих, что уровень неравенства в развивающихся странах зависит от начального уровня экономического развития, очень низкого в Китае в 1970-е годы, время начала новой экономической политики, что может быть настоящей причиной относительно высокого уровня неравенства в Китае.

В настоящее время власти Китая как раз проводят активную политику снижения экономического расслоения, планируя снижение зависимости экономики от экспорта, переход к преобладающему внутреннему спросу.

В работе [8] рассматривается академическая обоснованность критерия благосостояния Парето в качестве нормативного правила для оценки альтернативных сценариев экономического неравенства и предлагается, чтобы критерий имел несколько недостатков, которые ослабляют его полезность.

Автор указывает на то, что принцип Парето имеет ограниченное применение в спорах о неравенстве, поскольку рынки труда едва ли удовлетворяют условиям совершенной конкуренции, которая является основным допущением теории. Во-вторых, утверждение о том, что конкурентное равновесие ведет к «общему благу» общества, довольно спорно. В-третьих, экономика благосостояния Парето не отвечает на социальные вопросы, потому что совершенная конкуренция не гарантирует справедливости в определении относительных цен в исходной ситуации распределения доходов. В-четвертых, в теории распределения принцип предельной производительности определяет вознаграждение за факторы производства. Если мы предположим, что арендная плата, заработная плата и процентные доходы определяются этой теорией, то возникают вопросы о том, как распределяются прибыли, потенциально огромные излишки, генерируемые предприятиями.

Наконец, автор напоминает, что распределение доходов, являясь темой государственной политики, является также политической проблемой. Однако основная мотивация Парето при формулировании этого принципа заключалась в том, чтобы отдалить дебаты о распределении доходов от политических дискуссий. Наконец, ссылаясь на принцип Парето, экономисты фактически избегают реального публичного обсуждения личного распределении доходов. История свидетельствует о том, что структура государственных доходов гораздо более справедлива, чем структура частного сектора. Это ставит очень серьезный вопрос: какая структура заработка отражает улучшение социального обеспечения: государственное или частное?

Вот зарисовка автора из американской жизни: «Опрос, проведенный в Америке в 2002 году, показывает, что средняя заработная плата главных исполнительных директоров (СЕО) из 100 крупнейших компаний США составила 33,4 млн. долл. Если предполагается, что эти генеральные директора работают по восемьдесят часов в неделю, то их почасовой доход оказывается равным быть около $ 7731,00. По сравнению с этим почасовые доходы высокопоставленных государственных чиновников, профессионалов и рядовых работников выглядят жалкими: генерал Томми Фрэнкс, бывший начальник Объединенного штаба вооруженных сил США, получал почасовую зарплату в размере 69,10 долларов».

Далее автор делает погружение в историю мысли о равенстве; позволим себе обширную цитату: «Одним из наиболее классических подходов к политическому неравенству является дискурс Руссо о происхождении неравенства. … Руссо принимает два вида неравенства в человеческом роде: естественное или физическое и моральное или политическое. Физическое неравенство, которое состоит из различий в возрасте, здоровье, телесной силе и качествах разума или души, является врожденным. … Другой вид неравенства описывается как моральный или политический, поскольку он создается посредством некой конвенции и устанавливается или, по крайней мере, разрешается с согласия граждан. Этот последний тип неравенства состоит из различных привилегий, которыми пользуются одни за счет других; например, быть богаче, более почитаемым, более могущественным, чем они, или даже заставлять себя подчиняться им».

Вот основной вывод автора: «По принципу Парето, распределение доходов является экономически оправданным и социально желательным, если оно делает кому-то лучше, не делая никому хуже. Значит, доход богатых может быть значительно увеличен без уменьшения доходов бедных. Это, в свою очередь, будет означать улучшение социального положения, потому что богатым лучше, а бедным не хуже. Таким образом, по принципу Парето, усиление неравенства может быть равносильно улучшению социального положения. Затем можно сделать вывод, что принцип Парето является подтверждением государственной политики, которая способствует неравенству в демократическом обществе! И поскольку несправедливое неравенство является истинным источником всех конфликтов в обществе, этот рецепт политики обязательно вызывает больше социальных и политических волнений!».

Действительно, на первый взгляд справедливый тезис Парето о том, что экономический рост всегда хорош, если никому не стало хуже, оставляет в стороне проблему неравенства; так общество может прийти (и приходит) к тому, что некоторая часть населения живет в XXI веке, а значительная часть – в XIX-м.

В следующей статье [9] обсуждается повестка дня для исследований, вытекающая из оставшихся без ответа вопросов и нерешенных вопросов, рассмотренных в Докладе Всемирного банка о мировом развитии за 2006 год: равенство и развитие. После определения ключевых понятий: справедливости, равенства возможностей и эффективности, и предлагая определение для справедливой политики развития в статье обсуждается концепция ловушек неравенства, вокруг которых структурирована программа исследований. Выделены четыре широкие группы вопросов исследования: вопросы, связанные с измерением неравенства возможностей и диагностикой существования ловушки неравенства; причины ловушек неравенства; количественная оценка эффективности затрат; и вопросы, связанные с тем, как институты (включая правительства) развиваются, чтобы преодолеть ловушки неравенства.

Авторы обсуждают основные понятия: справедливость и эффективность. Справедливость определяется двумя основными принципами: (а) равные возможности и (б) избежание крайней депривации.

Далее они переходят к концепции «ловушек неравенства», которая занимает центральное место в общем анализе WDR (World Development Reports). Интуитивно понятное определение дает Рао, который впервые ввел термин: «Ловушки неравенства … описывают ситуации, когда распределение стабильно, потому что различные аспекты неравенства (по богатству, власти и социальному статусу) взаимодействуют так, чтобы защитить богатых от нисходящей мобильности и не дать бедным быть мобильными вверх». Утверждение WDR состоит в том, что такие ловушки неравенства распространены, несовместимы с равенством возможностей и что существует значительный класс случаев, в которых они также связаны с неэффективностью.

Авторы определяют политику справедливого развития как политику, которая максимизирует стоимость потока помощи для наименее привилегированных групп в обществе, с учетом двух важных ограничений: исключается крайняя депривация и предполагается, что политика принадлежит к допустимому набору (исключаются не только технически невозможные, но и социально неприемлемые вмешательства).

Основной смысл доклада заключается не в том, что проведение политики равных возможностей позволит достичь максимальной экономической эффективности (в смысле Калдора — Хикса). Дело в том, что многие развивающиеся страны могут оказаться в ловушке равновесия низкого уровня, с высоким неравенством и притом неэффективным, тогда как хорошо продуманные меры к справедливому развитию могут значительно повысить (хотя и не максимизировать) эффективность. Мы описали определенный класс низкоуровневых равновесий как ловушки неравенства: ситуации, в которых находящаяся в неблагоприятном положении группа имеет набор долгосрочных возможностей (определяемых распределением преимуществ группы), который хуже, чем у другой («доминирующей») группы. В общих чертах, эта ловушка возникает из-за сохраняющегося социального, экономического и политического неравенства, которое сковывает усилия человека обстоятельствами предыдущих поколений и делает политические решения проявлением неравного распределение власти.

Хотя существует все больше эмпирических данных о связях между распределением (богатства, власти и статуса) и достигнутыми результатами, авторы утверждают, что существует четыре широких области исследований, где знания скудны, а возможности для инновационной работы высоки. Первая область — это измерение неравенства самой возможности мобильности и диагностика ловушек неравенства с точки зрения моделей мобильности групп, находящихся в выгодном и неблагоприятном положении. Вторая область — это выявление первичных процессов, которые создают и воспроизводят ловушки неравенства. В частности, мы выделяем политические процессы институционального блокирования (будь то на национальном или местном уровне и касается институтов законодательных, судебных и исполнительных) и культурные процессы, влияющие на групповые взаимодействия, такие как убеждения в неполноценности, которые становятся самореализующимися, влияя на поведение членов находящихся в неблагоприятном положении групп. Третья область — это количественная оценка совокупных затрат на эффективность, которые могут возникнуть в результате сокращения возможностей, доступных для обездоленных. В той степени, в которой эти упущенные экономические возможности не компенсируются за счет сравнимых величин с другими, более обеспеченными группами, они повлекут за собой потерю в смысле Калдора-Хикса. Более точная количественная оценка этих потерь, где бы они ни существовали, добавляет аргументы для преодоления ловушек неравенства. Четвертая область объединяет понимание процессов институциональных изменений, через которые общества переходят из ловушек неравенства к лучшему равновесию, с оценкой конкретных политических мер, направленных на расширение возможностей для обездоленных.

Авторы статьи [10] рассматривают влияние финансового развития, экономического роста и неравенства доходов на бедность в Индии в период с 1970 по 2015 годы. Для исследования они использовали процедуру тестирования границ авторегрессии с распределенным лагом (ARDL). Полученные данные свидетельствуют о наличии сильных долгосрочных взаимосвязей между финансовым развитием, экономическим ростом, неравенством и бедностью. Результаты показывают, что финансовое развитие и экономический рост способствуют сокращению бедности в Индии, тогда как неравенство в доходах и инфляция усугубляют бедность.

Вопрос о том, приводит ли развитие финансового рынка не только к ускорению экономического роста, но также к сокращению неравенства доходов и бедности, рассматривался на основе взаимосвязи финансы — рост неравенства — бедность в течение последних двух десятилетий. Авторы отмечают, что хотя большая часть литературы показывает, что развитие финансового сектора коррелирует с последующим экономическим ростом, теория дает противоречивые прогнозы о влиянии финансирования на неравенство доходов и сокращение бедности.

Результаты исследования поддерживают аргумент о том, что и финансовое развитие, и экономический рост способствовали сокращению бедности, тогда как неравенство доходов и инфляция усугубляют уровень бедности.

Авторы считают вероятным то, что все группы населения в стране получат выгоду от финансового развития, но те, кто уже находится в более выгодном положении, получают больше, в результате чего увеличивается неравенство в доходах.

Одна из причин – то, что большая часть бедных проживает в сельской местности, где им недоступны финансовые услуги. Они не имеют возможности кредитовать развитие своего бизнеса, в развитие человеческого капитала.

В работе [11] исследуется влияние неравенства доходов на экономический рост в недемократических режимах. Авторы предлагают модель, в которой корыстный правитель поддерживает институт, ограничивающий его власть. Логика этого выбора такова: правитель должен заботиться достаточной поддержке граждан, чтобы оставаться у власти. За счет экстрактивных институтов правитель может извлекать значительную долю благо, созданных гражданами, но сталкивается с высокой вероятностью потери власти из-за низкой общественной поддержки. Существенное неравенство среди граждан делает поддержку правителя неэластичной в отношении его институционального выбора. Поэтому правитель выбирает экстрактивный институт, который препятствует инвестициям и росту. Эти результаты объясняют отрицательную связь между неравенством и ростом, а также отрицательную связь между неравенством и качеством институтов, которые наблюдаются в недемократических странах.

В качестве подтверждения своей модели авторы приводят диаграмму, основанную на данных по более чем 60 недемократических странах и которая показывает отрицательную корреляцию между коэффициэнтом Джини и доходом на душу населения.

Рис. 1. Неравенство и логарифм от ВВП на душу населения в недемократических странах. Рисунок из цитированной работы [11].

Далее авторы пишут, что качество институтов различно в недемократических странах, и ограничения поведения правителей могут возникать при недемократических режимах. Некоторые недемократические страны могут быстро развиваться экономически, и существуют значительные различия в экономических показателях таких стран. Например, в то время как некоторые недемократические восточноазиатские страны достигли быстрого экономического роста (например, Южная Корея, Сингапур, Индонезия и Китай), многие африканские страны оказались менее успешными при диктаторах, ответственных за экономический упадок. В их исследовании предложена модель, объясняющая, почему некоторые недемократические страны преуспевают в создании хороших институтов, а другие терпят неудачу. Авторы утверждают, что распределение доходов связано с различиями в институтах и экономическом развитии недемократических стран. Показывается, что распределение доходов успешных недемократических режимов более равное, чем у несостоятельные недемократические режимов.

Следующее исследование [12] исследует политическую экономия неравенства и роста путем использования политэкономического подхода в условиях несовершенного рынка капитала. В настоящей модели появляется класс людей, которые не инвестируют средства в частном порядке (если не считать финансируемого государством обучения) из-за своего начально низкого благосостояния. Рассмотрен политический эффект обратной зависимости неравенства с частными инвестициями, но при этом существует пороговый уровень, за которым частные инвестиции увеличивают неравенство с. В целом, частные инвестиции и неравенство не показывают постоянной отрицательной зависимости.

В работе [13] изучается влияние неравенства на скорость роста на региональном уровне. Рассматривается этот вопрос с использованием региональных агрегированных микроэкономических данных для более чем 100 000 человек за 6 лет. Исследовалась взаимосвязь между доходами, распространением образования и региональным экономическим ростом в Западной Европе. Результаты показывают, что с учетом существующего уровня неравенства увеличение доходов в регионе и неравенства в образовании имеет существенную положительную связь с последующим экономическим ростом. Образовательные достижения положительно коррелируют с экономическим ростом, но влияние начального уровня доходов неясно. Неравенство в уровне образования имеет большее значение для экономической эффективности, чем средний уровень образования. Вышеприведенные результаты не только устойчивы к определению распределения доходов, но и к показателям неравенства.

Авторы поддерживают непопулярную версию о пользе неравенства. Они пишут: «Прежде всего, связь между экономическим ростом и неравенством доходов определяется экономическими стимулами. Использование свободного рынка в погоне за частной прибылью не только обеспечивает сильные стимулы для работы, но также может создавать неравенство. Многие социологи и экономисты, возвращаясь к Адаму Смиту, поддерживают идею о том, что неравенство порождает стимулы и поэтому должно рассматриваться как стимулирующее рост. Неравенство способствует продуктивной экономике путем создания стимулов и поощрения конкуренции. Свободные рынки создают сигналы, которые помогают оптимизировать производство, что приводит к увеличению прибыли, но не обязательно к снижению неравенства. В связи с этим Войчовский утверждает, что в экономической структуре, в которой поощряются способности, будут поощряться усилия, производительность и риск, что в результате приведет к более высоким темпам роста и неравенству в доходах. Следовательно, чем больше неравенство в доходах, тем сильнее стимул инвестировать в физический или человеческий капитал и, следовательно, тем выше темп роста.

При определенных обстоятельствах любая государственная политика, направленная на снижение неравенства в доходах, может создавать негативные стимулы для экономической эффективности и наносить ущерб экономическому росту. Сильная политика перераспределения может препятствовать способности эффективных и успешных фирм и предпринимателей расширять и привлекать сотрудников с лучшими талантами, предлагая им стимулирование необычно высокой заработной платы. Таким образом, в либеральной экономической политике, когда вмешательство правительства минимально, неравенство воспринимается как фундаментально хорошее для стимулов, которые способствуют росту.

С другой точки зрения, равенство может расширить возможности большего числа людей и повысить активность на рынке. Неравенство доходов также может повлиять на рост за счет инвестиций в физический и человеческий капитал. Классические экономисты поддерживали идею, что большее неравенство в доходах способствует накоплению физического капитала, поскольку богатые агенты имеют более высокую предельную склонность к сбережениям по сравнению с бедными. Это увеличивает совокупную экономию, которая, в свою очередь, увеличивает темпы роста.

Однако, в отличие от классического подхода, недавняя работа (Galor and Moav) предполагает, что взаимосвязь между неравенством доходов и ростом зависит от стадии экономического развития (или индустриализации). На ранних этапах экономического развития накопление физического капитала является основным двигателем экономического роста. Высокое начальное неравенство доходов стимулирует высокие совокупные сбережения, которые, в свою очередь, увеличивают накопление физического капитала.

Далее авторы указывают, что на более поздних этапах экономического развития накопление человеческого капитала заменяет накопление физического капитала. В ходе экономического процесса возросшая доступность физического капитала повышает отдачу от инвестиций в человеческий капитал. Однако из-за несовершенства кредитного рынка доступ бедных к приобретению человеческого капитала ограничен. Таким образом, в достаточно богатых экономиках равенство может стимулировать инвестиции в человеческий капитал, что способствует экономическому росту, так как накопление человеческого капитала будет больше, если его приобретает большая часть общества.

Наличие богатого класса является необходимым условием для стимулирования инновационной деятельности. Инновационные стимулы зависят от того, существует ли группа богатых потребителей, желающих и способных приобрести новый продукт.

На зрелых стадиях экономического развития технический прогресс положительно связан с уровнем человеческого капитала в обществе. Экономический рост может увеличить скорость принятия новых технологий, что вызывает сближение доходов посредством диффузии. В частности, по мере того, как увеличиваются инвестиции в человеческий капитал высокообразованных людей, накопленные знания переходят к менее образованным благодаря техническому прогрессу в производстве, который известен как глобальный внешний эффект производства.

Работа [14] посвящена разработке моделей неравенства. Авторы пишут: Многие эмпирические исследования изучают отношения между экономическим развитием, неравенством и выживанием демократии; однако установление причинно-следственной связи по наборам реальных данных является проблематичным. Мы решаем этот вопрос в лабораторном эксперименте, где в условиях демократии граждане могут инвестировать в прибыльные проекты и голосовать за тот или иной подоходный налог. В альтернативном режиме — автократии — эффективные уровни инвестиций и справедливое перераспределение осуществляются экзогенно, но существует риск частичной экспроприации ресурсов. Граждане в эксперименте могли добровольно перейти от демократии к автократии большинством голосов, что имитирует недавние исторические примеры, когда избиратели добровольно делегируют политические полномочия автократу в обмен на обещание перераспределения высоких налогов. Мы считаем, что вероятность распада демократии возрастает с увеличением степени неравенства, но не зависит от производительности. Связь между производительностью и выживанием демократии в решающей степени зависит от качества образования среднего избирателя.

Авторы указывают, что современная литература сместила центр обсуждения с исследований уровня доходов на соображения экономического неравенства как фактора консолидации общества. Хотя в более ранних исследованиях утверждается, что демократизация в целом помогает уменьшить экономическое неравенство посредством голосования и перераспределения, недавно Acemoglu теоретически доказал, что неравенство в действительности может возрасти в условиях демократии, если власть захватят богатые слои общества. Кроме того, в слабо институционализированных государствах избиратели могут предпочесть передать больше политической власти одному политику (например, президенту) в обмен на обещание повышения налогов на богатых и перераспределения в пользу бедных. Его теория предсказывает, что такое делегирование более вероятно, когда неравенство (и, следовательно, потенциал для перераспределения) велико. Это представляет собой альтернативный механизм разрушения демократии по сравнению с устоявшимися теориями захвата власти элитами.

Авторы проводили эксперимент с помощью 228 добровольцев, которые в специально организованной игре, играя роли бедных и богатых, участвовали в голосованиях за лидеров и в поддержку законов.

Игра показала, что в соответствии с теорией, богатые люди почти никогда не голосовали за смену режима. Только 13 из 304 голосов за смену режима, проведенных богатыми, высказались за автократию, что находится в пределах обычно наблюдаемых уровней экспериментального шума. Таким образом, наблюдаемые нами изменения режима были почти полностью обусловлены голосами бедных.

В группах, которые переключались на автократию в предыдущей последовательности, бедный субъект, который голосовал против переключения, никогда не проголосовал бы за него в текущей последовательности; однако бедный субъект, который голосовал за автократию в предыдущей последовательности, проголосовал бы за нее снова в 90% случаев.

В группах, которые перешли на автократию, богатые субъекты несли , а у бедные получали выгоды, и уровень неравенства значительно снизился во всех циклах. Таким образом, в среднем бедные субъекты значительно выиграли от смены режима, особенно в условиях сильного неравенства.

Подводя итог по последней рассмотренной работе, нужно признать, что такие экспериментальные социо-экономические исследования дают интересные результаты и расширяют кругозор экономистов, хотя могут быть оспорены с различных позиций.

Выводы. Социальное неравенство остается одной из важнейших социальных, экономических и политических проблем современного мира и продолжает широко исследоваться и обсуждаться в научной литературе.

Одна из новаций последних десятилетий заключается в том, что исследователям стали доступны большие массивы социальных и экономических данных по большинству стран мира, охватывающие тридцать, сорок и даже пятьдесят лет. Это дает возможность не умозрительно, а на основе общественно-исторической практики разных стран исследовать такие сложные темы, как влияние социального неравенства на темпы экономического роста и, в конечном счете, на уровень благосостояния этих стран.

Вторая важная новация – это возможность создания и верификации математических моделей социально-экономических процессов. Конечно, создавать математические модели можно было уже очень давно, но их невозможно было проверить до возникновения баз данных, о которых сказано в первой новации. А раз так, то создание таких моделей не вызывало интереса.

В настоящее время значительная часть научных публикаций по теме неравенства посвящена созданию математических моделей развития общества при различных предположениях о характере связи накопления, неравенства, человеческого капитала и других переменных.

Математические модели распадаются на две большие категории. Во-первых, это аналитические модели, основанные на уравнениях. Они имеют тот недостаток, что обычно включают небольшое количество переменных, причем используемые математические функции ограничивают характер связей между ними, который может изменяться во времени. Второй тип моделирования — это вычислительные эксперименты, среди которых наиболее интересным является мультиагентное моделирование.

При этом создаются модели сообществ социально-экономических агентов (иногда самообучающихся), которым задаются определенные виды поведения, ценности, типы взаимодействия друг с другом. Они действуют в искусственной среде, где имеются некие ресурсы и требуются некие затраты.

Такие модели при большом количестве агентов часто демонстрируют непредвиденное поведение, но, изменяя характеристики этих агентов, возможно добиваться такого их поведения, которое похоже на наблюдаемые социально-экономические процессы.

Выводы

Обзор литературы, проведенный здесь, позволяет суммировать настоящее состояние вопроса о неравенстве в следующих тезисах:

• неравенство существует во всех человеческих сообществах
• неравенство имеет некий оптимальный размер, обычно соотносимый с локальным максимум на перевернутой U-образной кривой Саймона Кузнеца
• оптимальный для развивающихся государств уровень неравенства остается предметом дискуссий; ряд исследователей доказывают, что более сильное неравенство на старте развития ускоряет экономический рост, заставляя людей активнее работать и совершать накопление физического и человеческого капитала, другие доказывают. что развитие происходит быстрее, если неравенство не превышает довольно небольших значений (коэффициент Джини 0,37)
• высокий уровень неравенства препятствует росту человеческого капитала у беднейшей части общества, что уменьшает как количество участников инновационного процесса, так и сужает рынок инновационной продукции
• похоже, что оптимальное неравенство зависит от культурного типа развивающегося общества и от стартовых условий (для очень бедных обществ характерно большее неравенство, для обществ со средним уровнем экономического развития эффективнее сравнительно небольшое расслоение и больший уровень солидарности, азиатские общества отличаются от европейских и латиноамериканских)
• снижение неравенства за счет бесплатного образования широких масс эффективнее при переходе к развитой экономике, тогда как высокое образование в примитивной экономике является бесполезной тратой сил
• в проблеме неравенства существует множество невыясненных вопросов, но рост объемов и качества доступной социально-экономической информации плюс развитие компьютерного мультиагентного моделирования позволяет надеяться на быстрый прогресс в этой области.